Е. Г. Ворледж. Воспоминания дочери
31 июля 2009 / Личности, Память
Глава пятая
Оперные гастроли
Первые оперные выступления Ворледж в качестве профессиональной певицы состоялись в 1918 г., в Театральной студии Союза Рабочих Организаций. Она участвовала в постановках опер «Похищение из сераля» Моцарта (Блонда) и «Любовь в полях» Глюка (Лизетта), где исполнила колоратурные партии. «Любовь в полях» — это пастораль с типичными для нее персонажами пастухов, пастушек, нимф, сатиров. Одного из сатиров играл тогда еще совсем молодой Игорь Ильинский. В «Похищении из Сераля» он же играл мимическую роль, кажется, мавра. В обеих операх главные теноровые партии пел Константин Николаевич Полтевский, молодой еще артист с хорошим лирико-драматическим тенором и прекрасными внешними данными. Так как свои партии Елизавета Георгиевна выучивала необыкновенно быстро, то легко могла уделить время на то, чтобы помочь товарищам, и часто спевки и репетиции к этим двум операм происходили у нее на дому. К. Н. Полтевский был ее непосредственным партнером, у них были совместные речитативы, дуэты. Вскоре оказалось, что у них много общего: артистические наклонности и стремления; и тот и другая с уважением и любовью вспоминали В. И. Сафонова. Оказалось, что в консерваторские годы К. Н. Полтевского Сафонов очень симпатизировал ему как талантливому ученику, одно время Полтевский даже был его стипендиатом.
Одним словом, «Любовь в полях» сыграла роковую роль в судьбе этих двух людей: это была любовь не только в «полях»! Меньше чем через полгода после первого знакомства на подмостках сцены Студийного театра они стали мужем и женой. Этот союз оказался прочным — на всю жизнь. Вскоре Елизавету Георгиевну зачисляют в Оперный театр Московского Совета Рабочих Депутатов как артистку-солистку. Она поет Маргариту в «Фаусте», Тамару в «Демоне». В 1920 г. Ворледж вместе с мужем командируется Политическим Управлением Республики на Северный Кавказ для обслуживания красноармейских частей Северо-Кавказского фронта. Там она проводит большую культурно-просветительную работу, выступая на концертах и как певица, и как пианистка. Вместе с мужем она организует Красноармейский хор; при постановке оперных отрывков она подготавливает молодых певцов, разучивая с ними партии. В первом концерте, организованном для воинов Красной Армии, было много курьезно-трогательного: большинство из бойцов никогда до этого ни на концертах, ни на спектаклях не бывали. В зале было шумно, бойцы вслух делились впечатлениями, радовались, недоумевали, смеялись. Смеялись они иной раз и невпопад. Пока Елизавета Георгиевна играла на рояле — слушали с терпеливым уважением. Затем она стала петь — это очень понравилось, но когда в исполняемой ею вещи начались колоратурные стаккато и трели — в публике неожиданно поднялся смех. Вероятно, этот вид пения показался им непривычно-странным. Понемногу раскрывался перед молодыми бойцами увлекательный мир музыки. К концу сезона многие из них прекрасно пели в своем хоре и уже по-настоящему слушали не только короткие концертные произведения, но и целые сцены из лучших русских опер. Для них ставились отрывки из «Бориса Годунова», «Руслана и Людмилы». Те сцены из опер, в которых Елизавета Георгиевна не принимала участия (как, например, в отрывках из «Бориса Годунова»), шли под ее аккомпанемент. Она вела, таким образом, огромную и разностороннюю работу.
В 1921 г. в Краснодар приехала Е. В. Алези-Вольская, художественный руководитель Театра им. Луначарского в Ставрополе. Встретив в Краснодаре Елизавету Георгиевну и Константина Николаевича, она стала уговаривать их поехать в Ставрополь, где предлагала им петь ведущие оперные партии. Поскольку в Краснодаре в то время оперного театра, как такового, не было, а им обоим, конечно, хотелось петь в опере, предложение Алези-Вольской не могло не показаться им привлекательным. Красноармейский хор был к этому времени организован прекрасно, культурно-просветительная работа налажена, Елизавете Георгиевне и Константину Николаевичу было дано разрешение выехать в Ставрополь. В Ставропольском театре, именовавшимся тогда Большим театром Губполитпросвета, шли и оперы, и оперетты и, насколько помню, драматические спектакли. Заведующая художественной частью театра, Е. В. Алези-Вольская была энергичным администратором, хорошим товарищем, очаровательной опереточной артисткой. Пела она музыкально, голос ее был довольно сильный, но резковатого тембра. Она исполняла в операх даже такие драматические партии, как, например, партия Гальки в опере «Галька». Но по-настоящему певица блистала в оперетте, безукоризненно легко и изящно проводя диалоги с неподдельным лукавством, грацией, кокетством. У публики успех она имела огромный. Позднее Алези-Вольская посвятила себя преподаванию опереточного жанра. В Ставрополе Елизавета Георгиевна пропела много оперных партий: Людмилу в опере «Руслан и Людмила» Глинки, Лакмэ в опере Делиба «Лакмэ», Татьяну в «Евгении Онегине», Розину в «Севильском цирюльнике» Россини, Иедди, в прелестной маленькой опере Кюи «Сын мандарина».
Партнером ее всегда был Константин Николаевич. Внешне они представляли собой прекрасную пару. Полтевский — высокий, стройный, с правильными чертами лица, в гриме был настоящим красавцем. Елизавета Георгиевна со своей прекрасной фигурой, строгой красотой лица, в короне золотистых волос (она на сцене редко надевала парик) производила чарующее впечатление. Они всегда работали и отдыхали вместе и были неразлучны к досаде поклонников и поклонниц, которых у обоих было достаточно. О первом выступлении Елизаветы Георгиевны в Ставрополе у меня остались особо яркие воспоминания: это было в «Руслане и Людмиле». Помню нежный образ ее Людмилы, такой простой, искренний и чистый; плавную грацию ее движений на сцене. Меня поразила легкость, воздушность ее походки; позднее я замечала эту черту у особо одаренных актеров (например, у артистки Бабановой в ее «молодых» ролях). Ставропольская публика очень настороженно и внимательно слушала «новую» певицу. Вдруг из артистической ложи рядом со мной послышалось злобное шипение: тощая невзрачная особа выражала вслух удивление по поводу необходимости приглашать из Москвы певицу, которая не представляет собой «ничего особенного». На особу со всех сторон возмущенно зашикали, и она замолчала. Неприятность Елизавете Георгиевне она, однако, доставила, и по моей вине. Не в силах сдержать детского негодования, я после спектакля сообщила матери о случившемся. Константин Николаевич, опытный в делах мелкой артистической зависти, не придал этому большого значения, но Елизавета Георгиевна даже побледнела от огорчения. Дальнейшие ее успехи на ставропольской сцене вскоре заставили ее позабыть об этом инциденте.
Очень хорошо помню ее в «Севильском цирюльнике». Как очаровательна была она в партии Розины! Вся резвость, плутовство, быстрота в движениях, грациозные пируэты, лукавые глаза. Как отличался у нее образ пылкой испанки от сдержано-нежного образа Людмилы! В каждой оперной роли она создавала новый образ, сохраняя, однако, во всех партиях характерные для себя черты: женственную мягкость и нежность, благородную сдержанность выражения. То, что у большинства певцов вырабатывается при помощи большого опыта, под руководством преподавателей и режиссеров, она в силу своей одаренности и врожденной артистичности находила сама, повинуясь велению музыки, которую ощущала всем своим существом, сливаясь с нею, «отображая» ее своим артистическим существованием на сцене. Это было тем самым, чему К. С. Станиславский стремился научить молодых певцов в своей Оперной студии, т. е. «единство с музыкой, действие, вытекающее из музыки…».
С большим успехом прогастролировав сезон в Ставрополе, Елизавета Георгиевна и Константин Николаевич возвращаются в Москву. Но ненадолго: Алези-Вольская опять приглашает их на оперные гастроли, на этот раз в Воронеж. С этим городом у Елизаветы Георгиевны впоследствии были связаны самые дорогие воспоминания о сценических выступлениях. Публика Воронежа не только сумела оценить ее музыкальное и сценическое дарование, но и искренне полюбила ее. Здесь она выступала в «Лакмэ», «Фаусте», «Риголетто», «Евгении Онегине», «Демоне», «Севильском цирюльнике», «Травиате». Партия Виолетты («Травиата») особенно ей удавалась. Необыкновенно трогательно проводила она последние сцены, особенно сцену смерти героини, находя для нее такие нюансы выражения, что у слушателей буквально сжималось сердце. Партию Виолетты Елизавета Георгиевна пела с наслаждением, и публика Воронежа особенно тепло принимала в ней любимую артистку. Константин Николаевич и в Воронеже был постоянным партнером Елизаветы Георгиевны, исполняя партию Альфреда в «Травиате», герцога в «Риголетто», Синодала в «Демоне». Это постоянное сотрудничество давало им особую слаженность, «спетость» и, несомненно, содействовало их успеху.
Но как ни приятно было петь на оперной сцене, как тепло ни принимала воронежская публика, их, наконец, потянуло домой, в Москву. В конце 1923 г. Елизавета Георгиевна и Константин Николаевич покидают Воронеж. Сезон 1923-1924 гг. Ворледж проводит уже в Москве.