Российский музыкант 2.0

Глава четвертая. Первые годы директорства в Московской консерватории (1866–1871) // Л. Баренбойм

12 августа 2008 / Николай Григорьевич Рубинштейн. История жизни и деятельности

Страницы: 1 2 3 4 5 6

…В качестве очевидца я знаю, каких трудов стоило гениальному Николаю Григорьевичу Рубинштейну создавать великое учреждение, явившееся колыбелью и питомником лучших русских музыкальных и вокальных сил.

К. Станиславский

В должности директора консерватории

В пятилетие с осени 1866 года по осень 1871 года начала набирать силы только что открытая Московская консерватория, любимое детище Рубинштейна. Но одного этого обстоятельства было бы недостаточно, чтобы отнести указанные годы к отдельной фазе в биографии Николая Григорьевича. Наша периодизация обусловлена и другими причинами, в том числе и психологическими. Что касается первой границы периода, то тут все просто: она определяется началом директорской работы Рубинштейна в Московской консерватории. А другой рубеж — середина 1871 года? И он вырисовывается с большей или меньшей явственностью, но не столь четко, как первый: по ряду причин, о которых будет сказано в конце главы, прочная нить, связывавшая Николая Григорьевича с Московской консерваторией и вообще с Москвой, в 1870-м и первой половине 1871 года готова была вот-вот оборваться. Намечался резкий перелом в его жизни. Казалось, не сегодня-завтра он оставит столь успешно начатое дело. Правда, нить не оборвалась, перелом не произошел, и дело свое он не бросил. И все же отметина на жизненном пути Рубинштейна осталась…

Николай Григорьевич и его окружение с самого начала организации музыкальных классов рассматривали их как зародыш, из которого способна развиться будущая консерватория. Все шло к тому: открывались новые учебные курсы, приглашались новые педагоги, в их числе Чайковский, количество учащихся увеличивалось и перевалило чуть ли не за двести человек. Особенно интенсивно стали готовиться к учреждению консерватории с конца 1864 года, когда Московское отделение Русского музыкального общества получило относительную самостоятельность, было до известной степени избавлено от повседневной опеки петербургских руководящих деятелей Общества и московские «уполномоченные» были возведены в ранг «директоров».

В декабре 1865 года пришло официальное разрешение на открытие второй в России консерватории. Несколько позже — в феврале 1866 года — ее директором был утвержден Рубинштейн. Он почти что никуда летом 1866 года из Москвы не отлучался, так как, по словам старшего брата, был «чрезвычайно занят необходимыми приготовлениями к открытию консерватории»¹. В конце августа прошли первые приемные испытания, а с сентября в консерватории, занявшей помещение на углу Воздвиженки и Арбатского проезда в доме Черкасовой (туда же переехал Рубинштейн), начались учебные занятия. Торжественная церемония по случаю открытия консерватории и последовавший за речами тут же сымпровизированный небольшой концерт, в котором приняли участие Рубинштейн, Б. Косман, Ф. Лауб, Ю. Венявский и Чайковский, многократно описывались в литературе. Ограничимся тем, что привлечем внимание к тезису, который развивал в краткой речи Рубинштейн: главная цель консерватории будет заключаться в том, чтобы «возвысить значение русской музыки и русских артистов»².

К началу директорства в Московской консерватории устроительский дар Рубинштейна окреп — сказался опыт, приобретенный за годы руководства Московским отделением Общества. Он сумел столь блестяще и притом за короткий срок поставить консерваторию прежде всего потому, что своей музыкально-исполнительской деятельностью добился непререкаемого авторитета и по праву стал общепризнанным артистическим и педагогическим лидером руководимого им коллектива; а затем уже потому, что был прирожденным организатором — разбирался в людях и способен был на них воздействовать, умел намечать далекие планы и тонко вести оперативную работу по их осуществлению, обладал смелостью и волей.

Равнодушие и безучастное отношение к делу были чужды его натуре. Он выказывал неослабное внимание ко всему, большому и малому, что касалось консерваторской жизни, — будь то программа и метод обучения или комплектование библиотеки, разучиваемый репертуар или отопление в классах, приглашение нового педагога или судьба отдельного ученика. До всего ему было дело, все его глубоко затрагивало, ко всему он проявлял кровную заинтересованность. Сохранилось немало коротких записок и телеграмм Рубинштейна, адресованных инспектору консерватории К. К. Альбрехту³. Каждое из таких посланий, в которых ставились какие-то практические вопросы, само по себе, быть может, не заслуживает внимания. Но до чего же показателен этот эпистолярий в своей целостности! В нем нервный пульс, взволнованность и беспокойство по поводу консерватории (или Общества), не покидавшие Рубинштейна и в дни, когда он ненадолго оставлял Москву. Ни на мгновение не переставал он думать и заботиться о консерватории — о чем-то напоминал, давал какие-то советы, настаивал на немедленных телеграфных ответах…

Если благополучие консерватории того требовало, Рубинштейн не считался ни с какими, даже самыми близкими дружескими связями. Примером может служить его разговор с Альбрехтом, в котором последнему была предложена должность инспектора консерватории. Альбрехт с юных лет служил виолончелистом в Большом театре, и по тогдашним правилам ему недолго оставалось до пенсии. «Николай Григорьевич, — вспоминает Кашжин, — предложил инспекторство Альбрехту в моем присутствии и тут же прежде всего поставил ему на вид рискованность принятия этой должности и несовместимость ее со службой при театре: «Ты, приняв место, лишишься верного обеспечения, а если окажешься не совсем пригодным инспектором, то ты знаешь, что я не стану колебаться и потребую твоего ухода»⁴.

Сам Николай Григорьевич, как и его старший брат в Петербурге, подавал педагогам и учащимся пример поразительной, прямо-таки педантичной пунктуальности во всем, что касалось консерваторских дел. Соблюдать такую аккуратность ему было вовсе не легко, если принять во внимание многообразие его занятий и сложную, неупорядоченную личную жизнь.

Рубинштейн обладал гибкостью и пластичностью мышления, и это позволяло ему выбирать, осознанно или неосознанно, стиль директорства, который больше всего отвечал возникавшей ситуации. Он умел, когда была нужда, приказывать или убеждать, выполнять намеченное дело сам или поручать другим, брать ответственность на себя или возлагать ее на помощников. Стиль его руководства, особенно на начальном этапе работы консерватории, вовсе не был, как иной раз писали, единоличным и чуть ли не деспотичным. Если воспользоваться современной терминологией, стиль этот можно было бы назвать консультативным: Рубинштейн, конечно, всюду и везде проявлял инициативу и активность, но одновременно любил привлекать к выработке окончательных решений всех, кому доверял, и умел советоваться с другими. Чтобы в этом убедиться, достаточно просмотреть один за другим журналы заседаний Совета профессоров консерватории за первые годы ее существование⁵.

Николай Григорьевич возглавил Московскую консерваторию в год, когда его старший брат стал подумывать об уходе из Петербургской консерватории. Весной 1867 года, после того как «11 условий» Антона Григорьевича, при соблюдении которых, он готов был продолжать свою деятельность в Петербургской консерватории, были отклонены, он покинул свой пост⁶. Младший брат, натура не столь прямолинейная в своих поступках и более искусно умевшая, когда того требовали: обстоятельства, применяться к обстановке, не одобрял ухода Антона Григорьевича, полагая, что ради служения русской культуре старшему Рубинштейну надо было приспособиться к создавшейся ситуации и пойти на компромисс. Позиция, занятая младшим братом, раздражала Антона Григорьевича, и не без: ноток иронии он писал матери спустя несколько месяцев после отъезда из Петербурга: «Николай < …> рассматривает все происшедшее с точки зрения великого гражданина, который причиненные мне оскорбления оставляет в стороне, раз сие может способствовать благу России!? Это очень красиво в книге «Описание великих характеров», но мне не нравится, так как указывает на холодность и даже на комедию. Однако излишне об этом говорить, он таков, каков есть, и если это может составить его счастье, пусть будет так!»⁷.

Таким образом, только лишь в течение одного — 1866/67 — учебного года во главе двух русских консерваторий одновременно стояли оба брата Рубинштейны. После же того, как в Петербурге А. Г. Рубинштейна сменил на посту директора Н. И. Заремба (знающий музыкант-теоретик, но личность в артистическом и музыкально-общественном отношении бесцветная), на ряд ближайших лет единственным консерваторским директором, кто способен был задавать тон дальнейшему развитию русского профессионального музыкального образования, оставался Николай Григорьевич.

Поиски средств для консерватории. Приглашение педагогов

Из множества вопросов, которыми в период с 1866 по 1871 год приходилось заниматься директору Московской консерватории, три представлялись ему наиглавнейшими: обеспечение консерватории материальными ресурсами, комплектование педагогического состава и программы обучения.

Финансовое положение консерватории было неприглядным. Рубинштейн не переставал испытывать беспокойство и искать выход из создававшейся всякий раз неблагополучной ситуации. С момента учреждения Музыкального общества в Москве он и его соратники принялись собирать пожертвования в пользу будущей консерватории. Наскребли таким путем невеликий капитал. А с тех пор, как успех симфонических вечеров начал возрастать, некоторый избыток доходов с концертов над тратами стал идти в фонд консерватории. Музыкальные собрания, начиная приблизительно с середины 1860-х годов, получили, таким образом, двоякую цель: они должны были просвещать и одновременно давать некоторые средства неимущей консерватории. Но всего этого не хватало. Деньги, вносимые за право обучаться, не могли ни возместить издержки на оплату педагогов, ни окупить сумму, нужную на хозяйственные расходы и наем помещения. Субсидия со стороны города Москвы была мизерной, а призыв к другим русским городам отозваться на нужды консерватории остался без отклика⁸. Рубинштейну приходилось затрачивать немало сил на организацию благотворительных концертов в пользу консерватории. И в этом случае даже поступаться своими репертуарными принципами: чтобы привлечь побольше публики, он исполнял итальянскую музыку. Ларош, хоть он понимал, что итальянские программы — дело вынужденное, все же не смог удержаться от упреков и предостережений. «Замечу только, — писал он, — что все направление Русского музыкального общества как раз противоположно итальянской музыке и что теперешняя уступка с его стороны очень и очень велика. Место прежних «общедоступных» концертов с программами русских и германских произведений заняли в последние два года концерты менее общедоступные по ценам, но гораздо более общедоступные по содержанию — итальянские концерты»⁹. Справедливости ради надо сказать, что в этих концертах исполнялась отличная музыка (в частности, Месса и «Stabat mater» Россини). Но для передовых русских художников тех лет итальянская музыка являлась символом «красивого», но пустого искусства. Рубинштейну она была не по душе, и он соглашался с Одоевским, что «итальянская музыка проходит мимо жизни»¹⁰. Скрепя сердце он шел ради спасения консерватории на компромисс со своей артистической совестью. Экономить на оплате педагогов он решительно отказывался, опасаясь, что такая бережливость приведет к уходу из консерватории ряда первоклассных художников. Сам он по сравнению с другими ведущими педагогами консерватории получал скромное жалованье — 3000 рублей в год, которыми оплачивалась его работа как дирижера, солиста, директора консерватории и профессора фортепианной игры. Только после смерти Николая Григорьевича узнали, по словам Кашкина, насколько расчетливостью в расходах и разумным умением вести финансовые дела консерватория обязана была Рубинштейну¹¹.

И все же к концу рассматриваемого пятилетия над консерваторией, которая разрослась и готовилась перейти в новое, большее помещение (в дом князя С. М. Воронцова на Большой Никитской), из-за полного безденежья нависла угроза закрытия¹². «В разговорах между собой в консерваторском кружке, — пишет Кашкин, — [мы] касались грозящей нам печальной необходимости расстаться и разойтись в разные стороны, ибо денежные средства иссякали < …>»¹³. Пришлось, хоть это было мучительно и унизительно, пойти с протянутой рукой и объявить, что без «усиленного сочувствия» членов Общества и города Москвы «дальнейшее ее [консерватории] существование в самом близком будущем сделается невозможным»¹⁴. Жизнь консерватории была тогда спасена: кроме пожертвований меценатов помогла полученная год спустя небольшая правительственная дотация.

Невзирая на материальные трудности консерватории, Рубинштейн безбоязненно шел на финансовый риск и не прекращал работы, которую полагал наиважнейшей,— формирование педагогического персонала: он хотел привлечь в консерваторию, самые выдающиеся силы, русские и зарубежные.

1. Рубинштейн А. Г. Письмо к матери от 24 мая (5 июня) 1866 г. // Рубинштейн А. Г. Письма к матери за 1859-1867 гг. Библиотека Ленинградской консерватории. Рукописный отдел. [обратно]
2. Современная летопись, 1866, сентябрь № 30 (Н. Открытие Московской консерватории)). [обратно]
3. 1) Рубинштейн Н. Г. Записки и телеграммы к К. К. Альбрехту // Государственный центральный музей музыкальной культуры имени М. И. Глинки. Ф. 37, ед. хр. 2520—2566 2) Рубинштейн Н. Г. Телеграммы к К. К. Альбрехту от 22 апреля 1871 г. и от 17 января 1881 г. // Государственный центральный музей музыкальной культуры имени М. И. Глинки. Ф. 37, ед. хр. 2539, 2560. [обратно]
4. Кашкин Н. Д. Русское музыкальное общество. Московский еженедельник. 1908, № 26, с. 42. [обратно]
5. Журналы заседаний Совета профессоров Московской консерватории: а) от 8 апреля 1867 г.; б) от 15 октября 1867 г.; в) от 17 октября (1868 г.?); г) от 15 апреля 1869 г.; д) от 20 мая 1870 г. // Центральный государственный архив литературы и искусства. Ф. 661, оп. 1, ед. хр. 8. [обратно]
6. Баренбойм Л. Антон Григорьевич Рубинштейн: Жизнь, артистический путь, творчество, музыкально-общественная деятельность. Т. 1. Л., 1957. С. 347–348. [обратно]
7. Рубинштейн А. Г. Письмо к матери от (17 февраля) 1 марта 1868 г. // Рубинштейн А. Г. Письма к матери за 1868–1880 гг. Библиотека Ленинградской консерватории. Рукописный отдел. [обратно]
8. Русский инвалид. 1866, 25 ноября, № 302 (Внутренние известия). [обратно]
9. Ларош  . Итальянский концерт Русского музыкального общества. Современная летопись, 1870, 30 ноября, № 40. [обратно]
10. Одоевский В. Ф. Текущая хроника и особые происшествия. Дневник В. Ф. Одоевского. 1859-1869 гг. // Литературное наследие, № 22-24. М., 1935. С. 246. [обратно]
11. Кашкин Н. Д. Воспоминания о Николае Григорьевиче Рубинштейне: Музыкально-исторические очерки. // Московские ведомости. 1899, 18 августа, № 226. [обратно]
12. Положение Петербургской консерватории было несколько лучшим, так как она получала правительственную субсидию и даровое казенное помещение. [обратно]
13. Кашкин Н. Д. Воспоминания о Николае Григорьевиче Рубинштейне: Музыкально-исторические очерки. // Московские ведомости. 1899, 18 августа, № 226. [обратно]
14. Русская правда. 1878, 6 ноября, № 37. С. 6. [обратно]

Страницы: 1 2 3 4 5 6