Российский музыкант 2.0

Глава вторая. 1866–1922

28 мая 2009 / Московская консерватория: материалы и документы

Страницы: 1 2 3 4

Эпоха Н. Г. Рубинштейна, С. И. Танеева, В. И. Сафонова, М. М. Ипполитова-Иванова

Гражданский пафос, самоотверженность, столь характерные для прогрессивной русской интеллигенции позапрошлого столетия, сконцентрировались в деятельности и личности Николая Григорьевича Рубинштейна, пламенного энтузиаста и блестящего организатора. Николая Григорьевича считали душой московской музыкальной жизни, перед ним преклонялись, он пользовался необыкновенной любовью, громадным уважением современников, его авторитет был непререкаем. Именно его назначила директором консерватории августейшая покровительница РМО Великая княгиня Елена Павловна.

Среди соратников «московского» Рубинштейна — выдающиеся деятели, представляющие разные области художественной культуры. В частности, основанию Московской консерватории способствовал глубокий философ, самобытный литератор, композитор, органист и исследователь музыки князь В. Ф. Одоевский, мечтавший о том, чтобы консерватория стала центром не только искусства, но и науки.

Ведущие художественные и научные центры России — Малый театр, Московский университет, объединения единомышленников вокруг московских печатных органов — помогали организаторам консерваторского движения.

Талантливый артист и обаятельный человек, Н. Г. Рубинштейн притягивал к себе одаренных людей, создавая вокруг себя превосходную творческую атмосферу. К педагогической работе — сначала в музыкальных классах при Московском отделении РМО, а затем в выросшей на их основе и открывшейся 1 сентября 1866 года консерватории, он привлек не только жителей Москвы — А. И. Дюбюка, Н. С. Зверева, Н. Д. Кашкина, Э. Л. Лангер¹, но и переехавших из Петербурга А. Д. Александрову Кочетову, выпускников первой российской консерватории — П. И. Чайковского и вслед за ним Г. А. Лароша. Были приглашены также знаменитые зарубежные виртуозы — австрийский пианист А. Доор, немецкий виолончелист Б. Ф. Косман, чешский скрипач Ф. Лауб, позже — итальянский певец Дж. Гальвани и еще один чешский скрипач — И. В. Гржимали.

В первый год Московская консерватория насчитывала около 150 учеников и учениц. Историограф Н. Д. Кашкин в брошюре, посвященной Московской консерватории², пишет о тех, кто оплачивал свои занятия или, напротив, получал стипендию. Издание это содержит интереснейшие сведения. Состав питомцев был пестрым и по уровню подготовки, и в социальном, и в возрастном отношении. Как и в Петербурге, здесь совмещались разные звенья обучения (от начального до высшего); осваивались не только специальные, но и «обязательные» музыкальные предметы (теория, история музыки, хор, оркестр, камерный ансамбль и т. п.), а также «научные» дисциплины, что было особенно важно для тех, кто обладал общеобразовательной подготовкой лишь в объеме начальных ступеней средней школы (а порой и меньшей). Первоначально срок обучения составлял 5 лет для певцов и 6 — для инструменталистов.

Центральное место в учебном процессе консерватории занимали специальные фортепианные классы. Это предопределялось численным «перевесом» их воспитанников и блестящим составом пианистов-педагогов. Достаточно сказать, что по приглашению Н. Г. Рубинштейна фортепиано преподавали: ученики Ф. Листа Ю. Венявский и К. К. Клиндворт, ученик К. Черни А. Доор, ученик Дж. Филда А. И. Дюбюк, ученик А. Л. Гензельта и А. И. Дюбюка Н. С. Зверев, ученик И. Гуммеля Л. Ф. Лангер, ученик И. Мошелеса и Э. Ф. Венцеля Э. Л. Лангер. Переплетение много национальных корней сказалось на особенностях становления великой московской школы пианизма. В ее основе — органический сплав высоких эстетических и художественных традиций, исполнительских и педагогических достижений зарубежного и отечественного музы кального искусства³.

Наряду с выдающимися исполнителями на скрипке (Ф. Лауб, Г. Шрадик, позже — А. Д. Бродский, И. В. Гржимали), виолончели (Б. Ф. Косман, В. Ф. Фитценгаген), контрабасе (Г. Ф. Шпекин) «со второй половины 1860-х годов, — пишет профессор В. С. Попов, — в консерватории трудились многие духовики, такие, как Э. К. Медер (гобой), В. К. Гут (кларнет), К. Ф. Циммерман (кларнет), К. Ф. Эзер (фагот), М. Б. Бартольд (валторна), Ф. Б. Рихтер (труба). В 1870-е годы к ним присоединились Б. И. Роте (валторна), Х. И. Борк (тромбон)»⁴.

Н. Г. Рубинштейн, — подчеркивает Н. Д. Кашкин, — с самого начала поставил высокие требования относительно общего музыкального развития учащихся и чрезвычайно ценил и поощрял успешные занятия по классам гармонии и вообще теории музыки. <…> Он всеми силами своей неослабной энергии противился сильно проявлявшейся среди учащихся наклонности пренебрегать работами по теоретическим классам. Высокое положение теоретических классов Московской консерватории в настоящее время в значительной степени подготовлено было как энергией и неослабными заботами ее первого директора, так и талантом Петра Ильича Чайковского, соединившимся в нем с чрезвычайной добросовестностью и аккуратностью в занятиях по его классам ⁵.

Свой опыт преподавания этой дисциплины молодой Чайковский обобщил в учебнике «Руководство к практическому изучению гармонии» ⁶.

Большое значение, — отмечает профессор Т. А. Алиханов, — с первых дней существования Московской консерватории придавалось ансамблевому искусству. Н. Г. Рубинштейн сам был не заурядным исполнителем камерной музыки, очень часто выступал в дуэтах со скрипачами, виолончелистами, участвовал в трио, квартетах. На открытии консерватории Н. Г. Рубинштейн исполнял вместе с виолончелистом Б. Косманом сонату Л. Бетховена Ля мажор № 3 op. 69. В дальнейшем выдающиеся музыканты, работавшие в Московской консерватории, в том числе — и возглавлявшие ее, уделяли серьезное внимание воспитанию у учащихся навыков ансамблевого исполнительства. Так, Ф. Лауб не только обучал игре на скрипке, но и вел занятия в классе квартета⁷.

Помимо этого «с первого учебного года Совет профессоров Московской консерватории ввел для всех ее учеников класс обязательного фортепиано⁸, а 25 марта 1867 года утвердил первую официальную программу курса (авторы Н. Г. Рубинштейн, Н. Д. Кашкин), — пишет доцент Т. И. Евсеева. — Этот учебно-методический документ имел много общих положений с программой специального фортепиано (1867), так как тоже был направлен на воспитание «истинных художников». Первые поколения педагогов курса представлены именами известных в России музыкантов: К. Э. Вебера, Ф. К. Гедике, Н. Д. Кашкина, Э. Л. Лангера и других. Председателем экзаменационных комиссий по курсу обязательного фортепиано нередко бывал Н. Г. Рубинштейн, а впоследствии — А. Б. Гольденвейзер, К. Н. Игумнов, К. А. Кипп»⁹

Обратив свои усилия прежде всего на благо развития отечественной музыкальной культуры, Московская консерватория изначально поставила перед собой задачу стать средоточием коренных и нарождающихся национальных традиций исполнительства, композиции, музыкальной науки и педагогики. Здесь получили базу для нового развития методические принципы музыкального образования, зревшие в России с XVIII века.

Не случайно среди учебных курсов видное место заняла история русской музыки, а направленность концертно-просветительской деятельности сложилась под влиянием самобытных ценностей национальной классики. Уже в 1869 году Московская консерватория сумела показать публике шедевр М. И. Глинки — оперу «Жизнь за царя», а в 1879-м осуществила в Малом театре премьеру ставшего впоследствии знаменитым «Евгения Онегина» П. И. Чайковского. Но и зарубежному искусству тоже уделялось серьезное внимание. Большой резонанс имела поставленная консерваторией в 1872 году в концертном зале Благородного собрания опера Глюка «Орфей». 10 июня на спектакле присутствовал Его Величество Государь Император Александр II и многочисленные члены августейшего семейства. Искусство юных исполнителей произвело столь сильное впечатление, что Московской консерватории была назначена субсидия на 5 лет по 20 000 рублей ежегодно ¹⁰.

Особый характер носили публичные консерваторские концерты — не просто отчеты учащихся, но совместные выступления молодых питомцев с их прославленными педагогами. Артистическое сообщество, сложившееся в стенах учебного заведения, характеризовалось предельной удаленностью от догм официальной иерархии, и новые музыкальные имена вскоре утверждались в общественном сознании.

С момента возникновения Московской консерватории, — рассказывает Э. Б. Рассина, директор Научной музыкальной библиотеки имени С. И. Танеева, — в ней стала формироваться собственная библиотека, без которой была бы невозможна ни учебная, ни концертная работа. Начало фонду положило личное собрание нот и книг Н. Г. Рубинштейна, переданное им Московскому отделению Русского музыкального общества (РМО). Все библиотечное имущество РМО было перевезено в здание консерватории. Оно насчитывало много ценнейших партитур — оперных, симфонических и камерных; сюда же входила библиотека А. Н. Верстовского (22 рукописных тома его музыкальных произведений), которую он завещал Московскому отделению Общества.

Росту библиотечных фондов немало способствовал выдающийся русский издатель П. И. Юргенсон, безвозмездно передававший консерваторской библиотеке все образцы педагоги ческой нотной и книжной продукции своего издательства. Эта традиция бесплатного обязательного экземпляра для библиотеки Московской консерватории сохранилась и в дальнейшем.

Библиотека всегда получала многочисленные дары и пожертвования от профессионалов и меломанов, помогавших новому музыкальному учреждению. Стоимость этих пожертвований значительно превышала те скромные средства, которые выделяла сама консерватория для покупок. Среди первых масштабных даров была и принадлежавшая князю В. Ф. Одоевскому коллекция нот и книг по музыке.

С 1871 года ученики старших классов консерватории бесплатно выполняли работу библиотекарей¹¹.

В эпоху Н. Г. Рубинштейна консерватория обрела свой постоянный адрес, по которому находится и ныне, — Большая Никитская, 13. До этого, с момента открытия, она располагалась в снятом для нее доме баронессы Черкасовой на Воздвиженке. Но из-за наплыва учащихся здесь стало тесно, и в 1871 году пришлось переехать в другое здание: аристократический особняк с небольшим концертным залом, построенный по заказу княгини Е. Р. Дашковой великим русским архитектором В. И. Баженовым и унаследованный семейством князей Воронцовых. Заключив сначала договор об аренде помещения, учебное заведение, упрочив свое финансовое положение и заручившись поддержкой дирекции Московского отделения ИРМО, в 1878 году смогло купить его.

К концу 1870-х годов консерватория прочно встала на ноги и являлась одним из крупнейших художественных центров Москвы. Количество учащихся выросло более чем вдвое — от 150 в первый год существования до 320 в 1879/80 учебном году. Воспитанники Московской консерватории с успехом выступали в оперном театре, на концертной эстраде, вели плодотворную педагогическую деятельность.

В уже упоминавшемся «Уставе консерваторий ИРМО», утвержденном в 1878 году, за Московской консерваторией было закреплено право на ежегодную правительственную дотацию в размере 20 000 рублей, назначенную ей в 1872 году в качестве временной помощи. В этом документе не только определялись права директора и Художественного совета, но и устанавливался порядок присуждения академических званий преподающим, были изложены правила приема учащихся, проведения испытаний и т. д. Оканчивающий консерваторию в соответствии с Уставом получал аттестат или диплом, который давал право на звание свободного художника. Кроме того, особо отличившимся при окончании по решению Художественного совета могли присуждаться награды четырех степеней: золотая — большая или малая и серебряная — большая или малая медали.

В сущности, Устав 1878 года вносил мало нового в деятельность консерваторий. Он в основном закреплял и узаконивал то, что уже сложилось в их практике. Ряд наболевших вопросов консерваторской жизни или совсем не был в нем отражен, или получил частичное решение. Педагоги по-прежнему не имели права на пенсию и другие виды государственных пособий. Правительственная дотация оставалась недостаточной для покрытия всех расходов, поэтому приходилось постоянно изыскивать дополнительные финансовые источники. Сводить концы с концами удавалось лишь благодаря частным пожертвованиям и высокой плате за обучение — 100 или 200 рублей в год. Именно по этой причине в консерваторию часто принимали людей, не обладавших достаточными музыкальными данными. Это были главным образом барышни из дворянских и буржуазных семейств, не готовившие себя к профессиональной музыкальной деятельности. В фортепианных классах бытовало даже особое выражение — учиться «для игры в обществе».

Зато одаренные воспитанники становились «стипендиатами ИРМО» и полностью либо частично освобождались от платы за учение. Кроме того, существовали именные стипендии на средства частных лиц. Известный музыкальный писатель В. П. Боткин завещал Московской консерватории 15 000 рублей, и дирекция Московского отделения РМО приняла решение учредить вечную стипендию его имени. Существовала также стипендия имени В. Ф. Одоевского, установленная на средства, завещанные его вдовой¹².

Но всего этого не хватало. Льготами пользовались менее 10 процентов общего количества учащихся, и потому поступление в консерваторию для материально не обеспеченных лиц было связано с большими трудностями.

Несмотря на формальное признание консерваторий высшими учебными заведениями, их профиль оставался неопределенным и двойственным. Фактически они объединяли среднюю и высшую ступени музыкального образования без четкого разграничения между ними.

Наряду со специальными музыкальными дисциплинами в консерваториях существовали так называемые «научные» классы, что было особенно важно для тех, кто обладал общеобразовательной подготовкой лишь в объеме начальных ступеней средней школы.

Половинчатость Устава 1878 года (который с небольшими поправками и дополнениями продолжал действовать около четырех десятилетий) явилась источником длительных споров и дискуссий по вопросам музыкального образования.

Чувствительной потерей для консерватории, безусловно, стал уход П. И. Чайковского в 1878 году: само имя великого композитора, получившего к тому времени признание в России и во многих странах Западной Европы, повышало авторитет учреждения, в котором он работал; большое значение имело и его личное участие во всей жизни учебного заведения.

Чайковский относился к занятиям добросовестно, требовательно, с высоким чувством ответственности. Ему в значительной степени Московская консерватория была обязана серьезной постановкой преподавания теоретических предметов, обращавшей на себя внимание и в последующие годы. Отойдя от педагогической работы, мешавшей творчеству, Чайковский не порвал связи с дорогим и близким учебным заведением, продолжая интересоваться его жизнью, участвуя в решении важнейших вопросов.

11 марта 1881 года не стало Н. Г. Рубинштейна. Он умер от тяжелой болезни на 46м году жизни, в расцвете творческих сил. Надо представить себе ту огромную, исключительную роль, которая принадлежала Рубинштейну в деятельности основанных им организаций, — Московского отделения ИРМО и Московской консерватории, его потрясающий педагогический дар, чтобы оценить всю тяжесть этой утраты. Со смертью Рубинштейна закончился определенный исторический этап в жизни учебного заведения, и оно вступило в новый период своего существования.

Начало 1880-х годов — критическая полоса для Московской консерватории. Трудно оказалось найти человека, который смог бы заменить Н. Г. Рубинштейна как организатора московской музыкальной жизни — взять на себя многочисленные функции по руководству вузом и концертной деятельностью ИРМО. Благодаря непререкаемому авторитету, воле, организаторскому таланту Николаю Григорьевичу удавалось сдерживать разноречивые центробежные тенденции и направлять их в желаемое русло. Когда же его не стало, явственно обнаружились все скрытые разногласия.

Но все же концертная жизнь Москвы и деятельность консерватории продолжали развиваться и после смерти Рубинштейна. Количество учащихся постепенно росло и с 320 в 1879/80 учебном году достигло почти 400 к концу следующего десятилетия.

Директором Московской консерватории в 1881 году назначили ее профессора Н. А. Губерта, а для руководства симфоническими концертами в 1882 году пригласили немецкого дирижера М. К. Эрдмансдёрфера, которому поручили также классы оркестровой игры и инструментовки в консерватории.

Вскоре, однако, между двумя руководителями возник конфликт, и в начале 1883 года Губерт ушел с поста директора консерватории. Вслед за ним, по требованию Художественного совета, ее вынужден был покинуть и Эрдмансдёрфер, несмотря на поддержку местной дирекции ИРМО.

Руководство консерваторией было возложено на комитет профессоров, в состав которого вошли возглавлявший его инспектор К. К. Альбрехт и профессора Н. Д. Кашкин, С. И. Танеев, И. В. Гржимали, Дж. Гальвани.

Но форма эта себя не оправдала. Чувствовалось отсутствие настоящего авторитета, которому могло бы принадлежать решающее слово в художественных вопросах; возрастали организационные и материальные трудности. В поисках лица, достойного занять место директора консерватории, выбор остановился на С. И. Танееве, который был утвержден в этой должности 8 июня 1885 года.

1. В кратких обзорных очерках, открывающих главы настоящего издания, к сожалению, невозможно на звать всех педагогов Московской консерватории. Но это — задача не альбома, а энциклопедии, справочника. Здесь и далее педагоги, работавшие примерно в одно время, перечисляются по алфавиту. [обратно]
2. Первое двадцатипятилетие Московской консерватории: Исторический очерк профессора консерватории Н. Кашкина. М.: Т-во «Печатня С. П. Яковлева», 1891. С. 12–13 [обратно]
3. Евсеева Т. И. Специальное фортепиано, раздел 1//Музей МГК, 2005 (рукопись). Ф. 36 (Альбом «Московская консерватория»). С. 1 [обратно]
4. Попов В. С. Кафедра духовых и ударных инструментов//Музей МГК, 2005 (рукопись). Ф. 36 (Альбом «Московская консерватория»). Педагоги духовых классов, работавшие примерно в одно время, здесь и далее перечисляются в том же порядке, в котором записываются партии инструментов в партитуре (сверху вниз) [обратно]
5. Первое двадцатипятилетие Московской консерватории: Исторический очерк профессора консерватории Н. Кашкина. С. 16. [обратно]
6. Чайковский П. И. Руководство к практическому изучению гармонии: Учебник. М.: Изд. П. И. Юргенсона, 1914. [обратно]
7. Алиханов Т. А. Кафедра камерного ансамбля и квартета//Музей МГК, 2005 (рукопись). Ф. 36 (Альбом «Московская консерватория»). С. 1 [обратно]
8. Название «обязательное» отражает суть — освоить игру на фортепиано должны были все учащиеся консерватории, вне зависимости от своей основной специальности. [обратно]
9. Евсеева Т. И. Межфакультетская кафедра фортепиано Московской консерватории//Музей МГК, 2005 (рукопись). Ф. 36 (Альбом «Московская консерватория»). С. 1. [обратно]
10. См.: Первое двадцатипятилетие Московской консерватории: Исторический очерк профессора консерватории Н. Кашкина. С. 25. [обратно]
11. Рассина Э. Б. Научная музыкальная библиотека имени С. И. Танеева // Музей МГК, 2005 (рукопись). Ф. 36 (Альбом «Московская консерватория»). С. 1. Более подробно о НМБТ см.: Рассина Э. Б. Библиотека Московской консерватории: Научная музыкальная библиотека имени С. И. Танеева. М., 2006. [обратно]
12. В РГИА хранится также документ — Об утверждении стипендии имени князя Долгорукова. См.: РГИА. Ф. 1286. Оп. 36. Ед. хр. 323. [обратно]

Страницы: 1 2 3 4