«Всех нас растрогал он!..»
17 февраля 2009 / Опера
Под занавес уходящего года, в один из последних декабрьских вечеров, в студенческом театре «Гитис» прозвучала опера Глюка «Orfeo и Эвредика». Уже в названии проявляется общая для современного молодежного творчества тенденция к смешению всего: разных языков, разных стилей, разных эпох и разных музык. Причем на чьем бы языке участники ни говорили, они делали это легко, свободно переключаясь с одного на другой, так что создавалось впечатление, будто современному человеку действительно все открыто, доступно, понятно.
Представление было выдержано в камерном духе: камерный зал, небольшая протяженность (чуть больше часа), скромное число солистов (трое), аккомпанемент фортепиано… И общая атмосфера полузнакомой друг другу публики из студентов, их родителей и преподавателей.
В постановке молодого актерского коллектива изменение архаичного старого сюжета было ожидаемым. Но все оказалось интереснее предполагаемого. Текст оперы остался неизменным, а вот «картинка» проявилась иная. Как в известной ситуации: поет одно, думает другое, а делает третье. Изменилась не только сюжетная канва, но и суть — подвиг Орфея, идея покоряющей силы искусства. Эти вечные идеалы опустились до банальных современных проблем — стремления к наживе, богатству и власти.
Впрочем, главные персонажи «подавались», как и ранее, идеальными, хотя Орфей оказался обыкновенным эстрадным певцом, лидером вокальной группы, а Эвредика и того хуже — стриптизершей. Но чувства их остались искренними, чистыми, настоящими. Фурии и духи — это санитары и медики, в руках которых находится жизнь Эвредики. А бог Эрос — продюсер группы, который, дабы работа в клубе не остановилась, оплачивает лечение раненной огнестрельным оружием жертвы: со словами «Всех нас растрогал он, гнев наш смирен» Фурии получают увесистый чемоданчик с деньгами.
Однако из-за незавершенности сюжетной идеи остается неясным, какая роль в спасении Эвредики отведена искусству Орфея, его молитвам, его пению. Непонятно, что в современном мире может означать запрет взгляда на возлюбленную, тем более что в данной постановке Орфей не поддается этому соблазну, а Эвредика от отчаяния принимает яд. Финал, тем не менее, счастливый — Эрос снова организует врачей, буквально дирижирует их хором, и вот — Эвредика опять жива и здорова. Возникает эффект дежавю, и нет уверенности в том, что вскоре вся эта ситуация не повторится.
Тема одинокого, непонятого миром художника просвечивает в постановке «Гиттиса» достаточно ясно. Присутствующий постоянно на сцене Орфей противопоставляется хаотично блуждающей толпе фанатов, врачей. В попытке их умилостивить Орфей обращается то к одному, то к другому, но безуспешно: медики подчиняются лишь взмаху плательщика, а фанатов организуют охранники. Среди толпы нет ни одной личности — одна безликая серая масса. Первоначально служащий ей Орфей подчиняется ее повадкам, суетливо передвигаясь по сцене. Но в страданиях он «открывает истинное лицо», буквально стирая грим и переходя на другой язык.
Оперный текст звучит на четырех языках — итальянском, французском, немецком и русском. Переходы между ними плавные и свободные. Так, часто солист поет на итальянском языке, а хор ему вторит на русском или наоборот. Лишь у Эроса всегда выдержан один язык — немецкий, для нас символ чужеродности и бессердечности.
Хорошо продумана цветовая символика: Орфей одет в черный плащ с разноцветными врезками, под которым оказывается белый костюм, а Эвредика — в красном, цвете страсти и крови. Просто и мобильно оформлена сцена: черное возвышение с шестом по середине — подмостки для певца Орфея и «рабочее место» Эвредики; с двух сторон шеста подвижные черные щиты, которые превращаются то в зеркала, то в крест, то в стенки гроба.
Радует и высокое качество игры актеров, внутренняя свобода исполнителей, несмотря на то что они всего лишь студенты, а данная постановка оказалось сдачей зимнего экзамена. Особенно выделяется Владимир Магомадов, исполняющий Орфея, с его прекрасными вокальными данными (сильный и певучий контртенор). На нем держится вся музыкальная композиция. Правда, обращение с музыкой в спектакле тоже свободное — Эвредика, например, появляется на сцене, исполняя знаменитую арию Глюка…из «Париса и Елены».
В целом публика осталась необычайно воодушевлена. Вопросов и размышлений после просмотра у всех возникло море, что является безусловным показателем актуальности представления.
Елена Лагутина,
студентка IV курса ИТФ
Опубликовано в газете «Трибуна молодого журналиста», январь 2009
Олеся 27 февраля 2009 в 20:53
Но ведь “Эвридика”, а не “Эвредика”, правда?
Ответ (Владимир Громадин):
февраля 27, 2009, 21:38
У Глюка — да, Эвридика. Orfeo ed Euridice в оригинале (то есть без вариантов — через «и»). А вот как там у ГИТИСа — осталось на их совести и совести автора статьи