Внимание! Портал Московской консерватории «Российский музыкант 2.0» закрыт 31 августа 2009 года в связи с расформированием Научного отдела по работе с интернет-сайтом. Это архивная копия (15 сентября 2008 года — 31 августа 2009 года).

Введение //

18 декабря 2009 / Николай Григорьевич Рубинштейн. История жизни и деятельности

… Мы хотим воскресить огонь, пылавший некогда в душах людей ушедших поколений.

Р. Роллан

Прошло сто лет со времени смерти Николая Григорьевича Рубинштейна, «великого художника» (П. И. Чайковский) и выдающегося музыкально-общественного деятеля, того, кто около четверти века был центральной фигурой музыкальной Москвы, дал побудительный толчок развитию ее музыкальной культуры и своей просветительской деятельностью помог проникновению искусства, ранее замкнутого в барских хоромах, в демократические слои общества.

Монография о нем необходима. И не только как дань уважения к его заслугам, и не потому лишь, что того требует связь времен и новым поколениям негоже не знать стоявших у истоков родной музыкально-профессиональной культуры. Но еще по одной причине: знание традиций Рубинштейна необходимо для современности, а через тему «Николай Рубинштейн» (как, разумеется, и через такие темы, как «Антон Рубинштейн», «Балакирев» и «Мусоргский») проходит ряд важных и пока не разрешенных вопросов развития нашего исполнительского (дирижерского и фортепианного) искусства и становления нашей музыкальной педагогики.

Кто только не писал в дни, когда наступали «круглые даты» со дня рождения или кончины Николая Рубинштейна, о том, что роль, которую он сыграл в истории русского искусства, требует специального исследования о нем, — и Н. Д. Кашкин, и Г. А. Ларош, и Н. Ф. Финдейзен, и советские историки музыки! Почему же дело не сдвигалось с мертвой точки? В чем причины того, что личность большого художника, принесшего себя «в жертву музыке в ее общественно-строительном аспекте» (Б. В. Асафьев), оставалась в тени?

Причины эти носят объективный характер. Их, как нам представляется, несколько: во-первых, исполинская личность Антона Рубинштейна при жизни и даже после смерти обоих братьев заслоняла собой Николая Григорьевича, и в глазах многих — но только не в глазах москвичей второй половины прошлого века! — он выглядел лишь спутником своего великого брата; во-вторых, Николай Рубинштейн, который, по словам Лароша, — меньше, чем кто-либо другой из знаменитых деятелей, заботился о своей будущей биографии, не оставил после себя никакого «вещественного» наследия — ни сколько-нибудь значительных музыкальных композиций, ни мемуаров, ни дневников, ни изложения своих исполнительских и методических принципов (а как трудно воссоздать искусство артиста, жившего до изобретения звукозаписи, и характер работы педагога прошлых времен, если сам он, артист и педагог, хоть чуть-чуть не приоткрыл завесы над тем, что и как делал!); в-третьих, те материалы о его жизни и деятельности, которые лежали на поверхности, были скудными, не позволяли проникнуть в процесс его духовного и душевного развития и содержали в значительной части перечисление фактов и изложение обывательских легенд или, если воспользоваться словами Н. Д. Кашкина, «анекдотов о той пыли и копоти, которыми нередко сопровождается жизнь самых лучших людей»1; в-четвертых, музыкальная проблематика в русской периодической печати прошлых времен не была изучена, без чего при бедности других источников писать о Николае Рубинштейне было очень трудно, почти невозможно…

Разумеется, о Николае Григорьевиче писали, писали немало, но литературы, в которой исследовалась бы и обобщалась его деятельность, немного. Она состоит в большей своей части из сравнительно коротких статей,  написанных  сразу же после его смерти или приуроченных к памятным датам его жизни. Наиболее интересные из названных статей принадлежат перу Г. А. Лароша и Н. Д. Кашкина, а из советских   музыковедов — перу Б. Б. Асафьева, В. В. Яковлева, А. Д. Алексеева, Л. 3. Корабельниковой и И. Ф. Кунина. Что же касается специальных монографий, то  — за вычетом небольшой книжки анонимного автора «Николай Григорьевич Рубинштейн», опубликованной спустя месяц после его смерти и содержащей почти исключительно перепечатки газетных материалов о его кончине и погребении, и объемистой, но поверхностной книги американки К. Др. Боуэн   «Свободный   художник»,    посвященной   обоим братьям Рубинштейнам, — тут может быть названа лишь одна интересная   работа:   брошюра А. А. Соловцова,  вышедшая   в 1946 году в серии «Классики русской музыки». Если же выйти за  рамки  отдельных  монографий,  то  следует  указать   на   содержательный очерк  Н. В. Туманиной-Рукавишниковой  и Н. Н. Синьковской о Николае   Григорьевиче в I главе  истории Московской консерватории, выпущенной к ее столетию.

Насколько мне известно, дважды сделаны были попытки написать большие монографические работы о Николае Рубинштейне. Из них первая (она относится ко времени, когда современники встретились лицом к лицу со срочной необходимостью осмыслить деятельность умершего директора консерватории) принадлежит одному из друзей его — Н. А. Губерту. Об этом среди прочего свидетельствует ответ А. Г. Рубинштейна на вопрос М. И. Семевокого: «Вы спрашиваете о Николае Григорьевиче? В конце концов о его деятельности я знаю очень мало, спросите у [С. М.] Третьякова, у Лароша, у Александры Ивановны Губерт <…> Знаю, что муж ее хотел издать биографию Николая и собирал материалы. Куда он дел все собранное и что сделал, — этого я не могу сказать. Напишите Александре Ивановне и попросите ее, чтобы она передала вам эти записки или сказала, где они находятся»2. По-видимому, Губерт, умерший в 1888 году, не успел выполнить свое намерение и написать задуманную книгу. К сожалению, наши поиски собранных им материалов успехом не увенчались.

Спустя много десятилетий, в 1950-е годы, А. А. Соловцов также начал работу над большим монографическим трудом о Н. Г. Рубинштейне. В те годы я писал двухтомную биографию Антона Рубинштейна, и мы обменялись материалами. Соловцов специально для меня записал запомнившиеся ему рассказы его отца об игре старшего Рубинштейна, я же предоставил в его распоряжение высказывания Антона Григорьевича в его неопубликованных письмах о младшем брате, а также письма А. Г. Рубинштейна к Н. Г. Рубинштейну. Болезнь не позволила Соловцову продолжить работу. Незадолго до кончины он вернул мне материалы и в письме настойчиво уговаривал взять на себя написание монографии о Николае Григорьевиче.

Источниками в работе над книгой о жизни и деятельности Рубинштейна послужили в первую очередь мемуары и эпистолярий различных деятелей, документы и периодическая печать.

Мемуары. Их много, и большая их часть опубликована. Главнейшее место среди них занимают воспоминания Н. Д. Кашкина, с которыми мемуарист многократно выступал в журналах, газетах, а также в брошюрах о Московском отделении Русского музыкального общества и Московской консерватории. Он был членом дружеского консерваторского кружка, группировавшегося вокруг Николая Григорьевича, и изо дня в день в течение двадцати лет наблюдал за деятельностью Рубинштейна. Свидетельства этого правдивого очевидца и летописца московской музыкальной жизни дают, повторяю, ценнейший материал биографу Николая Григорьевича.

Охарактеризовать педагогику и частично пианистическое искусство Рубинштейна помогли воспоминания его учеников А. Ю. Зограф-Дуловой, Р. В. Геники, Э. Зауэра, А. И. Зилоти, А. Н. Буховцева и в какой-то степени Г. А. Пахульского. Ряд данных о Рубинштейне удалось почерпнуть в мемуарах общего характера его современников (А. Г. Рубинштейна, Ю. К. Арнольда, А. Н. Амфитеатровой-Левицкой, В. В. Безекирского, К. Ф. Вальца, Н. В. Давыдова), не ставивших своей специальной задачей рассказать о Николае Григорьевиче.

Большой осторожности требовало использование более поверхностных и менее достоверных, как представлялось автору, мемуаров, таких, к примеру, как записки некоего или некоей В. Л. (в «Русском архиве») или воспоминания А. И. Соколовой (в «Историческом вестнике»). Впрочем, исследователь не вправе пренебрегать ничем, что может расширить его взгляд на объект изучения. Даже и в такого рода мемуарах при критическом к ним подходе и при сопоставлении с другими материалами находишь порой крупицы истины3.

Из неопубликованных материалов мемуарного характера упомянем рукопись А. К. Аврамовой «Биографические сведения о К. X. Рубинштейн» (здесь содержится    записанный со слов матери Николая Григорьевича ее рассказ о себе и сыновьях),    воспоминания о Рубинштейне актера К. Н. Де-Лазари, заметки воспитанника Московской консерватории А. В. Химиченко,  учившегося  в рубинштейновские  времена,  а также мемуары А. И. Брюлловой, В. Ю. Вадимова и М. К. Котц (Гурье).

Эпистолярий. Количество известных автору писем Н. Г. Рубинштейна сравнительно невелико. За единичными исключениями, все они кратки, писаны без расчета на стороннего читателя и чаще всего носят деловой характер. В. В. Стасов был прав в своем ответе на запрос Н. Ф. Финдейзена о письмах Николая Григорьевича:  «Кажется, Николай Рубинштейн невеликий был охотник до письменных дел и редко награждал своими письмами кого бы то ни было <…> Он на письма во сто еще раз скупее был, чем Антон, и оттого  ни у меня,  ни в Библиотеке ровно ни единой строчки Николая не бывало» 4. Часть переписки Н. Г. Рубинштейна известна: опубликованы его письма к М. А. Балакиреву, А. С. Даргомыжскому (одно письмо) и к П. И. Чайковскому. Автору удалось выявить многие из писем, которые осели в хранилищах. Они адресованы М. П. Азанчевскому, К. К. Альбрехту, И. Б. Байцу, П. И. Бартеневу, А. П. Бородину, Л. Брассену, А. И. Бутовскому, Б. А. Вальзек, А. Ф. Вельтману, Г. Венявскому, Ю. Венявскому, Главной дирекции Русского музыкального общества, группе учеников консерватории, К. Ю. Давыдову, Н. М. Добровольской, А. Доору, А. Н. Есиповой, Б. Зенфу, И. Иоахиму, А. А. Кирееву, А. М. Климченко, К. Клиндворту, В. А. Кологривову, В. М. Лаврову, Н. Н. Левицкому, Т. Лешетицкому, Ю. Ф. Мануковой, И. А. Мельникову, М. Н. Муромцевой (Климентовой), Э. Ф. Направнику, Д. А. Оболенскому, В. Ф. Одоевскому, П. Л. Петерсену, Н. А. Попову, Д. В. Разумовскому, А. Г. Рубинштейну, К. X. Рубинштейн, В. В. Тимановой, Н. П. Трубецкому, А. И. Урусову, А. С. Фаминцыну, С. В. Шуйскому и некоторым другим лицам. За исключением развернутых посланий к Шумскому и группе учеников консерватории, которые носят программный характер, все другие письма, как правило, лаконичны. Но в них содержатся факты, как воздух необходимые биографу (скажем, сообщения о текущих делах, о переездах, о программах выступлений), мнения по тем или другим вопросам, иногда советы, даваемые адресату.

Для примера остановимся на одном эпистолярном материале —  на письмах к матери. Большая их часть была обнаружена в конце 1940-х годов у Е. А. Герасименко в Одессе вместе с письмами А. Г. Рубинштейна. По словам владелицы, архив К. X. Рубинштейн был ей в свое время передан С. Г. Рубинштейн, сестрой А. Г. и Н. Г. Рубинштейнов. Почти весь имевшийся у Герасименко материал был тогда же приобретен для Рукописного отдела библиотеки Ленинградской консерватории (отдельные письма она отказалась продать и предоставила лишь для ознакомления). Несколько позже произошел обмен: письма Николая Григорьевича перешли в Государственный центральный музей музыкальной культуры имени М. И. Глинки, а Ленинградская консерватория получила оттуда ряд писем ее основателя А. Г. Рубинштейна.

Едва ли не во всех письмах Н. Г. Рубинштейна к матери (впрочем, и в большинстве писем к другим лицам) отсутствуют даты и указания места, откуда они отправлены (в отдельных случаях получить эти сведения помогают почтовые штемпеля на конвертах, если таковые сохранились). Николай Григорьевич не был расположен раскрывать в них свой душевный мир. Лишь редко-редко, в трудные минуты, вырвется наружу тяжелый вздох, обычно тут же маскируемый ироническим тоном. Так и чувствуется, что письма эти, написанные быстрым, импульсивным и малоразборчивым почерком, — выполнение сыновнего долга по отношению к матери, не больше: духовной и душевной близости между корреспондентами, по-видимому, не было. Не найти здесь ни полслова о частной жизни Николая Григорьевича (он сам как-то в ответ на вопросы матери написал: «На таком расстоянии, как Одесса — Москва, описание частной жизни теряет всякий интерес, а открытая жизнь описывается во всех газетах»5. Обычно он извещает, что жив-здоров, и коротко сообщает о своей деятельности («…если же, — сказано в одном из писем, — хотите знать детали, прошу подписаться на «Московские ведомости»6. И вместе с тем письма эти — ценный материал для исследователя: в них по отдельным каплям удается собрать нигде в другом месте не зафиксированные сведения о деятельности организаторской и педагогической, о поездках и планах Николая Григорьевича.

Разумеется, в монографии широко использованы также письма, адресованные Рубинштейну, как обнародованные (М. А. Балакирева, Ф. Листа, П. И. Чайковского), так и неопубликованные (П. Виардо, А. Г. Рубинштейна, К. Сен-Санса, Э. Лало и других). К сожалению, Николай Григорьевич сжег за месяц до смерти почти весь свой личный архив. Еще один эпистолярный материал, послуживший подспорьем в работе, — это письма современников, адресованные разным лицам и содержащие информацию о жизни и деятельности Рубинштейна. В первую очередь имеются в виду вышедшие из печати письма Г. Бюлова, Ф. Листа, Н. Ф. фон Мекк, П. И. Чайковского и П. И. Юргенсона, а также не увидевшие еще света письма В. Ф. Одоевского, А. Г. Рубинштейна и С. Г. Рубинштейн.

Документальные источники. В архивах, музеях и рукописных отделах библиотек Москвы и Ленинграда хранится множество документов, прямо или косвенно связанных с Рубинштейном. Упомяну только некоторые из них: характеристики, написанные учителями Николая Григорьевича 3. Деном и Т. Куллаком, учебные тетради Рубинштейна-ребенка, аттестат об окончании Московского университета, формулярный список по службе, программы концертов, протокол пограничного таможенного досмотра (после посещения Рубинштейном в Лондоне Герцена), журналы заседаний дирекции Московского отделения Русского музыкального общества, Совета профессоров (Художественного совета) Московской консерватории и других организаций (в некоторых изложены разного рода предложения Рубинштейна), медицинские материалы о болезни и др.

Периодическая печать. В современной Рубинштейну прессе (главным образом московской и петербургской) содержится обильный материал о нем: не только рецензии на его артистические выступления, но и данные о его жизни, а главное, злободневные отклики на его поступки и на руководство Московской консерваторией. Что и говорить, текущая периодика не обходила Рубинштейна своим вниманием, и у него были все основания написать матери: «Как мне живется и как жилось, Вы всегда узнаете из газет»7. Чтобы выявить эти сведения и отклики на его концерты, биографу не приходится ныне просматривать номер за номером груды газетных листов и журнальных страниц. Ему на помощь пришли ценнейшие сборники «Музыкальная библиография русской периодической печати XIX века», подготовленные под руководством Т. Н. Ливановой. В то время, когда шла работа над книгой, которую держит в руках читатель, названные сборники не были еще доведены до 1880 года. Но Т. Н. Ливанова любезно предоставила в распоряжение автора еще не опубликованный материал из своей картотеки, собственноручно переписав ряд библиографических карточек. Глубоко признателен ей за оказанную помощь.

Кроме русской использована также немецкая и французская пресса  за те  годы,  когда  Рубинштейн  выступал  за  границей.

Сверх названных четырех основных источников должен быть указан и другой материал, откуда было извлечено немало данных о Рубинштейне и его деятельности: отчеты Московского отделения Русского музыкального общества, указатель симфонических собраний общества, составленный Н. А. Маныкиным-Невструевым, труды по истории Москвы, Московской консерватории, Московского университета, монографии о русских музыкальных деятелях второй  половины  прошлого века.

Даты, если это специально не оговорено, всюду даются по старому стилю. В цитируемых письмах Антона Рубинштейна, во избежание путаницы, указываются две даты — по старому и по новому стилям, так как письма из-за границы он датировал по новому стилю, а из России — по старому. Добавленная нами дата поставлена в скобки.

Для монографии избрана синтетическая структура: жизнь Николая Рубинштейна разделена на несколько хронологических периодов (там, где принципы такого расчленения не были самоочевидны, они обосновываются), а в пределах каждого из них даются биографические сведения и приводятся материалы, говорящие о дирижерской, пианистической, педагогической и музыкально-организаторской деятельности Рубинштейна. Но монография о том или ином деятеле не может быть выдержана только в хронологическом порядке, и две предпоследние суммирующие главы («Пианист» и «Педагог») выходят за эти рамки. Поначалу автор предполагал в третьей части книги (перед заключительной главой — «Последние месяцы жизни») поместить три итоговые зарисовки: Рубинштейна-дирижера, Рубинштейна-пианиста и Рубинштейна-педагога. Пришлось, однако, ограничиться двумя портретами. И вот по какой причине: ни воспоминания современников, ни рецензии на его концерты не предоставляют исследователю достаточных материалов для конкретной характеристики дирижерского интерпретационного стиля Николая Григорьевича. А без этого писать портрет Рубинштейна-дирижера казалось невозможным и ненужным. Впрочем, этот недостаток работы в известной степени компенсируется тем, что в ряде глав подробно говорится о дирижерской деятельности Рубинштейна и анализируется его репертуарная политика.

Историко-биографичеокая работа, если она хочет быть убедительной, должна дать читателю возможность услышать голоса современников героя книги. Автор стремился органически вплести в изложение суждения, характеристики и опоры того времени, а также имевшиеся в его распоряжении документы. Тем самым читатель приглашается познакомиться с источниками, которые послужили основой монографии, и участвовать в их критическом анализе. Там, где требовалось добиться зримости изложения, автор не опасался с должным, как ему казалось, тактом вводить в текст необходимые детали, ибо не только к художественной прозе, но и к научной биографии может быть отнесен завет К. Г. Паустовского: «Без подробностей вещь не живет…».

В Советское время деятельность Н. Г. Рубинштейна получила заслуженное признание. Особенно наглядно это проявилось в дни торжественного празднования столетия со дня основания Московской консерватории  —  в 1966 году. Имя Рубинштейна называлось в числе тех, кто стоял у истоков этого старейшего московского музыкального учебного заведения; отмечалось, что «успехам консерватории во многом способствовали организаторский талант, целеустремленность и энергия ее основателя и первого директора»8.

Этой книгой об основателе Московской консерватории автор пытался хоть частично отдать свой долг учебному заведению, которому обязан завершением своего музыкального образования и в котором начал свою педагогическую и научную деятельность.

Л. Баренбойм. Николай Григорьевич Рубинштейн. История жизни и деятельности. М., Музыка, 1982. С. 5-12.


  1. Кашкин Н. Д. С. И. Танеев и Московская консерватория // Музыкальный современник, 1916, № 8, с. 10. [обратно]
  2. Рубинштейн А. Г. Автобиографические рассказы. Ч. 1 (1829-1867) // Баренбойм Л. Антон Григорьевич Рубинштейн. Т. 1. Л., 1957. С. 419 [обратно]
  3. Для полноты картины следует, пожалуй, упомянуть еще о некоторых печатных материалах, мимо которых биограф не вправе пройти,— о беллетристических книгах, прототипом героев которых был Николай Рубинштейн. В общей форме справедливыми представляются нам слова советского литературоведа М. Альтмана, заметившего, что сведения о музыкантах, художниках и актерах «могут, при правильном их использовании, значительно пополнить наши порой весьма недостаточные знания о деятелях отечественной культуры» (Альтман М. Музыканты — прототипы литературных героев // Советская музыка, 1970, № 11, с. 97). Но сказанное не может быть отнесено к Николаю Григорьевичу, так как в дореволюционной литературе личность его получила отражение, притом тенденциозно-искаженное, почти только в бульварной беллетристике конца прошлого века — в книгах П. Княжнина («По пути к скользким подмосткам сцены»), Н. Гейнце («В тине адвокатуры») и Б. Маркевича («Бездна»). В этих пасквилях Рубинштейн выведен под вымышленными именами. В романе Я. Полонского «Крутые горы» Николай Григорьевич появляется под его подлинной фамилией. Здесь облик его не искажен, но характеристика, написанная Полонским, мало что добавляет к тому, что нам известно по другим, более точным, источникам. [обратно]
  4. Стасов В. В. Письма к деятелям русской культуры. Т. 2. М., 1967. С. 266-267. [обратно]
  5. Современные известия:
    1869, 18 марта, № 75;
    1875, 7 апреля, № 96 (Вчера, сегодня, завтра);
    1876, 28 марта, № 85;
    1877, 25 января, № 24;
    1877, 22 февраля, № 51;
    1877, 20 марта, № 87;
    1877, 11 мая, № 127;
    1877, 17 ноября, № 317;
    1878, 13 ноября, № 313;
    1878, 27 декабря, № 356. [обратно]
  6. Рубинштейн Н. Г. Письма к матери // Государственный центральный музей музыкальной культуры имени М. И. Глинки. Ф. 78, ед. хр. 167. [обратно]
  7. Рубинштейн Н. Г. Письмо от 13 февраля 1881 г. // Рубинштейн Н. Г. Письма к матери. Государственный центральный музей музыкальной культуры имени М. И. Глинки. Ф. 78, ед. хр. 162. [обратно]
  8. Московская консерватория. 1866-1966. М., 1966. С. 5. [обратно]

Откликнуться