Российский музыкант 2.0

Я прожил большую, насыщенную событиями жизнь — почти весь XX век прошел на моих глазах. Я был свидетелем периода чудовищных сталинских репрессий, во время которых уничтожили огромное число ни в чем не повинных людей, среди них и моих близкие. Да и последующие годы тоже были не самыми лёгкими. Наконец, уже в конце XX века наступила новая эпоха в связи с появлением Б. Н. Ельцина, первого избранного народом президента, восстановившего Храм Христа Спасителя. Храм Христа Спасителя разрушили в 31-м году, когда мне было всего 8 лет. Я видел своими глазами, как этот храм был разрушен. Я около него гулял. Мои родители были верующими и как-то водили меня в этот храм, я видел, как там проходили службы — это было огромное впечатление.

Очень похоже, я даже, когда смотрю, иногда ломаю голову, тот ли самый это храм или восстановленный. Немного его придвинули к улице, зато с задней части сделали пристройку — зал церковных соборов. Построили очень хорошо.

Когда в 90-е годы было решено восстановить храм, я очень обрадовался и решил, что должен откликнуться на такое событие, оно меня очень тронуло. На написание партитуры ушло года два, это была большая работа: огромный состав оркестра, хор, солисты. Текст я взял из выпущенной Церковью «Молитвы о спасении России», ещё из Псалмов кое-что. В музыке поэмы использованы две цитаты — старинный знаменный распев «Благословен еси Господи, научи мя оправданиям Твоим» и «Интернационал» (в виде отдельных интонаций, символизирующих разрушительные силы). Первое исполнение было без хора. Сначала предполагался только один солист-чтец. Но потом я подумал, что молитву лучше петь, и не только соло, но хором, как в церкви — так добавился баритон и хор. Первое исполнение Сказания о Храме Христа Спасителя с хором и солистом, которым дирижировал Д. М. Орлов, прошло с огромным успехом, что позволило мне убедиться в том, что это лучшее из всего, что мною было создано за всю мою жизнь. Поэтому Сказание прозвучит в завершение концерта.

Первое отделение открывается Юбилейной здравицей для симфонического оркестра, посвященной 140-летию Московской консерватории. Для выражения своих чувств по отношению к консерватории я процитировал мелодию арии Елецкого из «Пиковой дамы» П. И. Чайковского, имея в виду, что её текст «Я Вас люблю, люблю безмерно, без Вас не мыслю дня прожить» я как бы переадресую к «юбиляру», т. е. консерватории.
Второе сочинение — Лирическое концертино для гобоя с оркестром — имеет целью раскрыть перед слушателем богатые возможности гобоя, выразительно звучащего во всех регистрах.
Далее следует драматическая поэма-кантата Письма с фронта для оркестра с участием сопрано, посвященная моему погибшему на фронте другу — Игорю Маслову. В ответ на его письма, излагаемые в оркестре, звучит женский голос из дома. Из трех писем последнее извещает о гибели героя, что очень болезненно переживает «героиня» (родственница погибшего).
Заканчивается первое отделение двумя танцами из моей оперы Песня из России — Медленный вальс и Эксцентрический танец, которые прозвучат в симфоническом оркестре впервые. Опера не была поставлена в театре, но отдельные сцены ее звучали в концертах.
Второе отделение открывается Одой к 1000-летию Крещения Руси. Первоначально написанное для духового оркестра, это сочинение раскрывает идею великого праздника Крещения в России, события, состоявшегося в 988-м году.
Уголок старой Москвы — это 3-я часть четырехчастной Сюиты, посвященной Москве. Эта часть звучит хорошо и в духовом, и в симфоническом варианте. В ней ощутим и русский колорит, и дух старинной Москвы.

Да, это новое сочинение, ни разу не исполнялось. Здесь имеется в виду не столько духовная исповедь, сколько творческая. Это своего рода отчет о творческих достижениях за прошедшую долгую жизнь. В Сказании о Храме Христа Спасителя использован мотив молитвы «Благословен еси, Господи, научи мя оправданиям твоим», которая могла звучать во время службы. А здесь, в Исповеди, звучит другая молитва, известная еще по увертюре Чайковского «1812 год» — «Спаси, Господи, людие твоя, и благослови достояние Твое». Эту молитву я использовал в конце. Будет маленький мужской хор. Исповедь написана для симфонического оркестра, а в конце оркестр выключается, и хор поддерживается арфой.

Авторские концерты были, но только не в Большом зале консерватории. В Большом зале проходил сборный концерт, а полностью авторский — впервые.

Я начал заниматься музыкой с ранних лет, полюбил ее и годам к 12-ти твердо решил, что в будущем обязательно стану музыкантом. Я окончил музыкальную школу и поступил в музыкальное училище по специальности фортепиано. Но моя учеба была прервана начавшейся войной. Меня призвали в армию и направили на фронт, я принимал участие в боях и был ранен. Вернуться к занятиям музыкой мне удалось лишь в 1945 году. Вскоре после окончания музыкального училища я поступил в Московскую консерваторию и уже в 1948 году окончил ее как пианист по классу профессора В. В. Софроницкого.
В это же время я стал увлекаться композицией и даже поступил в музыкальное училище имени Гнесиных. Но продолжить обучение по этой специальности мне пришлось уже в Ленинграде, куда я вынужден был переехать по семейным обстоятельствам. Там в 1953 году я окончил Ленинградскую консерваторию как композитор, обучаясь в классе доц. Ю. В. Кочурова и О. С. Чишко.
Осенью 1953 года я вновь оказался в Москве в связи с направлением меня на работу на кафедру инструментовки Военно-дирижерского факультета. Здесь все было для меня ново и интересно, я ежедневно слышал духовые оркестры и постепенно осознал все богатство и своеобразие этого жанра музыки. Неудивительно, что я стал вскоре инструментовать и сочинять для духового оркестра и постепенно превратился в одного из специалистов в области духовой музыки. Некоторые из моих сочинений неоднократно звучали в концертах, записывались на грампластинки и издавались в нашей стране и за рубежом. В 59-60 году я написал марш, который до сих пор очень популярен — Василий Тёркин, он тоже является вехой на моём пути. Когда я поступал в Союз композиторов, то как раз по этому маршу меня единогласно приняли в Союз. После этого была написана целая серия сочинений: Русское каприччио, Кавказская фантазия, Лирическая сюита. И, тем не менее, я никогда не забывал симфонический оркестр, создавая для него разнообразные сочинения, многие из которых прозвучат на предстоящем юбилейном концерте в Большом зале консерватории.

Валторна — это не случайно. После войны мне сосед мой, очень хороший валторнист, игравший в Большом театре, сказал: «Что ты учишься на пианиста? Пианистов полно везде! А вот хороших валторнистов мало». Отчасти по этой причине, отчасти потому, что мне как-то захотелось поиграть в оркестре, узнать, какой это инструмент, а может, и подирижировать когда-нибудь в будущем. Одним из первых произведений был Ноктюрн для валторны, написанный ещё в 47 году. Этот ноктюрн, как ни странно, оказался в дальнейшем одной из самых популярных моих пьес. Часто бывает, что человек не знает, кто такой Сальников, но Ноктюрн для валторны слышал. Причем его много играли не только на валторне — на альте, на тубе. А уж на валторне-то без конца. Я иногда показываю его на уроках — не как пропаганду своего творчества, а с точки зрения того, как звучит валторна во всех регистрах. Играя на валторне и зная инструмент, я написал так, чтобы можно было продемонстрировать мастерство исполнителя. Когда я приходил куда-то поступать на работу в оркестр, я сразу играл Ноктюрн, чтобы показать, как хорошо инструмент звучит вверху, внизу, как поёт валторна. Меня, может, редко будут вспоминать, а вот Ноктюрн, может, вспомнят, что был такой Сальников… Остальное могут всё забыть. Как всегда, время уходит, и многие забываются. Даже когда я вспоминаю, с кем я работал в консерватории… Вот помните, может, был такой Ю. А. Фортунатов — читал историю оркестровых стилей. Сейчас кто его вспоминает… Только те, кто у него учился. Или Макаров Е. П. — очень интересный музыкант, яркая личность, большой друг мой. Он меня и вытащил в консерваторию, когда зашла речь о вакансии на кафедре инструментовки.

Одной из последних моих работ стала концертная фантазия для трубы с духовым оркестром на темы трёх романсов Глинки — Рыцарский романс, Жаворонок, Попутная песня. Она звучала несколько раз и была опубликована. Собственно, на этом моё творчество, пожалуй, почти что закончилось. Уже трудно писать, фантазия не та, устаёшь, с записью трудно…

Существует две редакции книги. Первая, М. И. Глинка в Смоленске, вышла ещё в 83-м году. Но потом прошло время, 20 с лишним лет, и возник вопрос, а что происходит сейчас в Новоспасском, после того, как восстановили дом, что там изменилось? Вы ведь, должно быть, знаете, что имение Глинок было полностью разрушено. Не войной, не пожаром, не потопом. После смерти Глинок оно попало в руки к какому-то бездарному купцу, который ничего не понимал в музыке, и Глинка для него ничего не значил. И он, приобретя это имение, посмотрел — здание добротное, хороший материал, замечательные брёвна. И решил из этих брёвен построить служебное помещение в другом месте, разобрал всё и увёз, и ничего не осталось, пустое место.
И вот в 1983 году произошло огромное событие. Я вообще считаю, что в культурной жизни нашей страны два было колоссальных события. Одно из них, конечно, восстановление храма Христа Спасителя. Но другое тоже очень значительное — когда на пустом месте, на котором ничего не осталось, было восстановлено имение Глинок в Новоспасском в том виде, в котором оно было при нём, и там устроили первый настоящий музей Глинки, которого не было до сих пор нигде. Я туда ездил многие годы, собирал массу материала, написал книгу, в которой отразил события, которые, быть может, ни в какой другой книге о Глинке вы не найдете. Потом написал поэму Новоспасское для духового оркестра, посвященную этому событию, которую исполняли в том числе и в самом Новоспасском.
Можно поговорить о том, как я представлял для себя Новоспасское. Я думал о том, как мог Глинка, наслушавшись народных песен, создать такой гениальный хор «Славься», как это могло получиться? По всем источникам собирал народные песни, и в результате из него получился великий русский композитор, классик, который заложил основы русской музыки. Очевидно, после многочисленного прослушивания русских народных песен, откуда иначе? Если бы он их не слышал, он бы не смог такое написать. А слышать он их мог в Новоспасском. Я решил, что надо подумать, как же всё-таки мог Глинка создать этот хор, взял сборники народных песен Смоленщины, но нигде не нашёл ничего похожего, что могло бы натолкнуть Глинку на создание такого гениального хора. Ни в одной народной песне ничего общего нет. Тогда я решил — а сочиню-ка я сам народную песню, такую, которая может хорошо перейти в этот гимн, и написал. Представьте, вышел Глинка за околицу и слышит, как поют песню (в этот момент Георгий Иванович садится за рояль и играет тему — М. П.). У меня написано, чтобы играли за сценой. А потом она на глазах перерождается в хор «Славься».
Есть в этом сочинении и подлинная народная тема. Когда я приехал в Новоспасское, то спросил у одной местной девушки, у которой останавливался: «Скажите, а в Новоспасском поют сейчас песни народные?». «Поют, отчего же не петь», — отвечает она. «А нельзя послушать?». «Хорошо, я соберу их». Собрала бабушек, и они спели, я записал. Одна из песен мне особенно понравилось, и я решил её использовать. Называется она «На улице диво». И я подумал: а вдруг сам Глинка слышал её в Новоспасском?

Новую книгу, М. И. Глинка в Новоспасском и Смоленске, я дополнил новой главой, перепланировал всё и включил ещё отдельную статью о сестре Глинки Л. И. Шестаковой, замечательной женщине, которая всю жизнь посвятила своему брату. Когда он умер в Берлине, она добилась, чтобы его прах перевезли в Петербург и похоронили в Александро-Невской лавре. В этом году я был летом в Петербурге, посетил эту лавру, видел могилу Глинки, сфотографировался у неё. Там же могила Чайковского и многих других великих людей. Так что в моей биографии Глинка — ещё одна из важных глав, которой я посвятил очень много труда и музыки.