Пожалейте исконную культуру!
30 октября 2008 / Трибуна
Фольклорный ансамбль Московской консерватории в Малом зале Московской консерватории. Фото с официального сайта ансамбля
Народный хор — что стоит за этим понятием? Коллектив профессиональных музыкантов, ансамбль народных исполнителей или специфический термин в среде музыковедов-фольклористов?
На первый взгляд, в нем нет ничего особенного для музыканта: слово «народный» означает участие народа, а «хор» — вполне академическое, профессиональное и привычное для слуха определение. Но почему этот термин вызывает такую негативную оценку у фольклористов, в чем заключается его противоречие?
В нашей грандиозной по масштабам стране исторически сложилось не только сословное, но и, как следствие, культурное расслоение общества на образованную аристократию, ориентированную прежде всего на западную культуру, и необразованное крестьянство, у которого возникло свое уникальное самобытное искусство. Численность крестьян в сотни раз превосходила всех остальных, и распространение народной культуры было повсеместным.
Русский фольклор, как сейчас принято называть иностранным словом все формы проявления традиционной культуры, был самой жизнью, включая фольклор музыкальный. Но с приходом советской власти многое изменилось. В борьбе за идеологию почему-то решили расправиться с исконной культурой, как пережитком старого времени. По академическому образцу были созданы «народные» хоры, которые должны были служить примером — как нужно петь народные песни и «нести народную песнь в массы».
Но народная песня никогда не была массовой. Народное искусство — камерное, интимное и в каком-то смысле авторское. Невозможно петь песню о тяжелой женской доле хором в сорок человек! Массовость убивает чувство, обезличивает, не дает свободы, давит своей идеологией («обнимитесь миллионы») и часто ложной общностью. В народном искусстве индивидуальность чрезвычайно важна, как и в любом исполнительстве. Не случайно было упомянуто авторство — не в смысле авторов текста, а прежде всего как индивидуальное исполнение.
Сам факт воспроизведения народной песни играет большую роль, поскольку содержит в себе ряд важнейших функций, а именно: «исполнение–обучение–сохранение» и «исполнение–самовыражение». Каждое исполнение несет в себе обучающую функцию, так как нет иного способа научиться петь — только пение «за следом». Обучение, в свою очередь, автоматически «работает» на сохранение традиции. В народных песнях отражается бесчисленное количество жизненных ситуаций, находящих отклик в душе каждого человека, и тогда конкретное воссоздание песни становится самовыражением, обретает индивидуальную окраску. В этом состоит все многообразие воплощений народной песни.
Мы не перестаем удивляться таланту и умению народных исполнителей. Стараемся перенять и как можно точнее зафиксировать все нюансы исполнения. Каждый раз просим повторить еще раз, а повторяют уже иначе. И перед нами предстает великое множество вариантов одной и той же, на первый взгляд, простейшей мелодической фразы, подчас окрашенной причудливой мелизматикой. Песня, спетая небольшим составом народных исполнителей, похожа на тонкое кружево, которое каждый раз аккуратно заново выплетается во время нового исполнения.
Способен ли хор из нескольких десятков хористов повторить или хотя бы на миллиметр приблизиться к такой тонкой «ручной» работе?! Нет, такое количество людей может разве что стоять у станков, которые штампуют одинаковые незамысловатые изделия в огромных количествах.
У хористов непременно должны быть партии. Само слово «партия» звучит устрашающе, оно предполагает усреднение, обезличивание. А значит, нет больше витиеватого причудливого кружева мелодии — она становится четкой, выровненной, плакатной. «Партия» подразумевает непременное деление голосов по функциям. Ведь массой надо как-то управлять, ее надо хорошо организовать. Но народная песня не терпит такого обращения, и тогда ее «обрабатывают», а разобранная на партии песня, подобно препарированному организму, уже не живет.
Такой процесс в течение долгих лет происходил по всей России. И по сей день, если вы приедете в «поющую» деревню, вам наверняка укажут на существование «народного хора», состоящего зачастую из жителей близлежащих деревень. С другой стороны, сегодня представить себе хор из тридцати-сорока человек преклонного возраста практически невозможно. Природа берет свое — люди уходят, и подлинной удачей становится встреча с коллективом из восьми, максимум десяти человек.
Особая тема — профессиональные хоры, множество учебных коллективов на отделениях и факультетах народных хоров. Несомненно, деятели этого вида искусства принадлежат к другой эстетике — больше эстрадной, нежели народной. Об этом говорит их репертуар — желание смешать воедино различные традиции, в том числе и нерусские. Видимо, руководителям и участникам этих коллективов тесно даже в рамках «народного хора», не говоря о фольклоре, которым они, по их утверждениям, занимаются. Они производят совершенно иной художественный продукт, не имеющий ничего общего с фольклором. Их репертуар сценичен, направлен на зрелищность и большие гонорары. Чтобы выглядеть более эффектно, выбираются броские костюмы, привлекаются самые различные музыкальные инструменты, проводятся эксперименты со звуком, делаются всевозможные миксты. Звук, как правило, становится вокально-универсальным для всех народных хоров, по сути — эстрадным. При этом участники народного хора обязаны выражать определенную эмоцию (видимо, им дается установка): если песня грустная — на лице должна появиться печать страдания, веселая — излучать радость.
Безудержная и беззаботная веселость — это главное! Должен быть угар, что является отголоском кабацкой эстетики, которая тоже имеет полное право на существование. Но давайте не будем называть это не только народным искусством, но и даже иностранным словом фольклор! Давайте хоть чуть-чуть пожалеем нашу исконную культуру!
Анна Утешева
Студентка IV курса историко-теоретического факультета
Опубликовано в «Трибуне молодого журналиста», октябрь 2008
